Система Добровольной Сертификации «Интеллектуальная собственность и сервис»

Зарахович Алексей Владимирович

(Культуролог, поэт, Украина)

 «Святополк. Двух отцов сирота»

Одна из возможностей литературы – творить миф,  но бывает и так, что литература может и должна разрушить устоявшиеся представления или, по крайней мере, усомниться в правдивости некоего факта, который другими принимается как аксиома. Это один из случаев, когда искусство и наука сближаются в поиске своей правды (искусство), истины (наука). Если бы уже была написана славянская библия, то не было бы смысла ставить под сомнение те или иные события, тех или иных персонажей и пр. Любые исторические нестыковки мыслились бы как повод к аллегории и иной фигуративности, апеллирующие к художественному масштабированию человека, события, местности в значении преувеличение-преуменьшение и никак иначе. Но так как летописные страницы еще не связаны в единый, неделимый текст, у исследователей, литераторов, историков есть возможность посмотреть на тот или иной эпизод истории непредвзято. К слову, может потому и не создан окончательный свод героев и антигероев, что остаются вопросы,  сомнения, а самое главное – несправедливость в трактовании деяний, поступков, жизни некоторых исторических лиц. Об одной из таких несправедливостей и пойдет речь.

   Немного найдется в русской истории правителей, вызывающих столь однозначную оценку, как Святополк. И в художественной словесности, и в исторической науке, и в народных преданиях имя ему одно – Окаянный. Он – убийца братьев, неправдой захвативший киевский престол, стал синонимом коварства, подлости, предательства. «Имя окаянного осталось в летописях неразлучно с именем сего несчастного князя, ибо злодейство есть несчастие» – писал Карамзин. Пожалуй, это единственные строки, где рядом с обвинением присутствует сожаление о князе Святополке – «несчастный, ибо злодейство есть несчастие». Преступление Святополка – данность, не требующая доказательств, а если и возникали сомнения, то скорее частного порядка, не меняющие по сути отношения к князю. Его образ так и стоит особняком не только среди царей, но и среди хрестоматийных злодеев земли русской, так что произнося имя «СВЯТОПОЛК», мы не слышим слов составляющих его – святой полк, святые полки, но воображаем себе того, кто подсылает убийц к Глебу, шлет злодеев по следам Святослава, казнит руками наемников Бориса. Так говорит «Повесть временных лет», так летописи вторит молва.  

Обратимся к официальной истории:

Святополк – князь туровский, затем киевский князь, родился около 980 г. Усыновлен Владимиром Святославичем. Последний определил Святополка на княжение в Туровскую землю. В начале XI века Святополк составил заговор против Владимира, который был раскрыт. Князя, его жену – дочь польского короля Болеслава Храброго, а также духовника жены епископа Рейнберна, заключили в тюрьму. После смерти отчима Святополк захватил киевский престол; желая обезопасить себя, убивает трех братьев – Бориса, Глеба и Святослава. Ярослав, при поддержке новгородцев и варягов пошел на Святополка войной.После поражения в битве при Любече (1016), Святополк бежал к тестю в Польшу. Вернувшись в 1018 году с польским войском, Святополк разбил Ярослава на речке Буг и изгнал его из Киева. В 1019 году Ярослав в битве на реке Альте разбил войско Святополка. Он бежал в Польшу, затем в Чехию. Обстоятельства смерти неизвестны.

   Где начало этой истории? Возможно в походе Святослава против Византии, откуда он привез пленницу – юную гречанку, некую Юлию. Ее, бывшую монахиню, Святослав похитил из монастыря и, как повествует летопись, «ради красоты лица ея» выдал замуж за Ярополка. Убив Ярополка, Владимир взял себе в наложницы бывшую невестку, которая к тому времени была беременна от Ярополка («бе не праздна»). Точная дата рождения Святополка по сей день неизвестна. Одни источники указывают на 979 г., другие же на 980 или 981. (Причина  в том, что доподлинно неизвестно, когда именно Владимир сел в Киеве – либо в 978, либо в 980. Исходя из этого Святополк мог родиться в начале 979 или же 981 года.)  

  Таким образом, Святополк  не может мыслиться братом Владимировых сыновей. Его отец – Ярополк, мать – Юлия, и если даже он виновен, то никак не в братоубийстве (что в любом случае не оправдывает самого убийства).

А все-таки, на ком лежит вина за гибель Бориса, Глеба и Святослава или, если поставить вопрос иначе – кому еще это было выгодно?  

Всего у Владимира было 11 сыновей. Вышеслав, которому в удел достался Новгород, умер раньше родителя, значит, по смерти Владимира сыновей, не считая Святополка, было десять. Владимир разделил между ними государство на уделы. Ростов достался Борису (раньше им владел Ярослав, которому по смерти Вышеслава Владимир отдал Новгород), Глеб правил в Муроме, Святослав – Древлянской землей. Уже в этом разделе проглядывают зарницы будущих междоусобиц. Например, Ярослав правил в Ростове, потом получил в удел Новгород. Очевидно, что Новгород был куда более значимой областью, нежели Ростов и окрестности. Но мы помним, и об этом говорит «Повесть временных лет», что  Борис был любимым сыном Владимира. Почему же тогда не Борису, но Ярославу Владимир отдает Новгородские земли, предоставив Борису донашивать «братские одежды», т.е. пользоваться Ярославской вотчиной – Ростовым. Или летопись выдает желаемое за действительное, или же Владимир действительно видел в Борисе своего преемника, т.е. того, кто наследует всю Русь, а не ее малую часть. Последнее предположение не лишено оснований, во всяком случае, именно на образе Бориса-преемника построена вся летописная коллизия о братоубийце Святополке. К слову, незадолго до смерти Владимира Ярослав, бывший доселе послушным сыном и верным данником Киева (ежегодно выплачивая 2000 гривен в киевскую казну), вдруг ни с того ни с сего отказывается  признавать над собой власть отца – Великого князя и объявляет себя независимым. Мало этого, призывает из-за моря варягов, «думая,– как пишет Карамзин – вопреки законам божеским и человеческим, поднять меч на отца и государя». Из этого, по нашему мнению, следуют два вывода: во-первых, Ярослав надеялся на киевский престол и второй – именно в это время Владимир принимает решение о своем преемнике. Но если Ярослав разгневался на отца, то не значит ли это, что ранее существовала иная договоренность, по которой Ярослав должен был наследовать киевский престол? Такое предположение возможно только в случае законного права Ярослава сесть на княжение в Киеве. Несмотря на достаточно запутанный порядок княжеского владения на Руси, когда, по словам Ключевского, неизвестно «существовал ли какой-либо порядок», одно право было безоговорочным – право старшинства.

В Новгородской Первой летописи Ярослав занимает четвертую позицию т.е., будучи старшим братом тем же Борису, Глебу и Святославу, среди тех, кому он уступает, его сводный брат – Святополк. Таким образом, мог ли младший Борис претендовать на престол, как бы его ни любили киевляне ("Повесть временных лет") или же Владимир избрал преемника неожиданного, не оговоренного ранее, избрал, повинуясь логике обстоятельств, дающих право власти старшего брата над младшими. Попробуем под этим углом посмотреть на уже известные нам события. Мы знаем, что Ярослав собирает войско, чтобы сразиться с Владимиром, своим отцом. Очевидно, что дело не в 2000 гривнах, выплачиваемых ежегодно Киеву. Причина, по нашему мнению, одна – Ярослав не согласен с волей отца, с его выбором. Преемником может быть он – Ярослав или Мстислав, или Изяслав, но никак не Святополк. Он не готов признать над собой власть того, кто по сути, является чужим его роду, кто есть Святополк Ярополчич, а не Святополк Владимирович, хоть бы Владимир и усыновил его. Вспомним, что незадолго до смерти Владимира, в Киеве встретились два брата – Борис и Святополк. Случайно ли это? Не высказал ли тогда свою волю Владимир, потребовав от младшего Бориса верности старшему брату Святополку. На эту мысль наводят последующие события: когда, по смерти Владимира, дружина советовала Борису занять киевский стол и изгнать Святополка, он отвечал: «не буди мне възняти рукы на брата старейшего, аще и отецъ ми умре, то съ ми буди в отца место». Таким образом, могла быть договоренность нескольких князей с целью поддержать Святополка на княжение в Киеве. Подобная версия противоречит официальной, и сразу же возникает вопрос – если изложенное правда, то зачем  Святополк убил Бориса, Глеба и Святослава, какой в этом смысл? И действительно – никакого.

У Карамзина читаем: «Владимир усыновил Святополка, однако ж не любил его и, кажется, предвидел в нем будущего злодея». Такое «предвиденье» естественно для того, кто убил отца Святополка и взял в наложницы его мать. У Владимира был выбор: или убить в малолетстве своего племянника, или же попытаться заслужить если не любовь, то, по крайней мере, привязанность последнего. Мы знаем, как именно поступил Владимир: во-первых, усыновил, признав таким образом старшинство Святополка над большинством своих законных сыновей, в том числе над Святославом, Борисом и Глебом. Во-вторых, дал Святополку в удел Туров, территорию стратегически важную хотя бы потому, что непосредственно граничила с Польшей. Далее следовал брак Святополка, династический союз с дочерью польского короля Болеслава I, свидетельствующий скорее о доверии Владимира Святополку, нежели о “предвиденье в нем будущего злодея”. Впрочем, великодушие Владимира можно объяснить куда проще – усыновив Святополка, он надеялся получить абсолютно управляемого, зависимого от него во всем туровского правителя. Владимир сделал свой выбор и ошибся. По свидетельству немецкого летописца Дитмара, правитель туровской области решил отложиться от Руси. Владимир, узнав об этом, заключил Святополка, его жену и ее духовника епископа Рейнберна в темницу. Причина, по которой Владимир сохранил жизнь Святополку едва ли в милосердии и всепрощении. По видимому, Владимир решил не убивать зятя Болеслава Храброго, но использовать Святополка и его жену как заложников в противостоянии с Польшей. Вряд ли польскому королю была столь дорога жизнь Святополка, но жизнь туровского князя, того, кто возможно станет Великим князем, для Болеслава была поистине бесценной. К слову, Владимир никому из сыновей не отдал Туров и формально туровские земли оставались вотчиной, томящегося в заключении Святополка. Все это наводит на мысль, что Великий князь готовил некий маневр, в котором определенную роль отводил своему племяннику.
   Не потому ли Владимир избрал Святополка на роль гаранта договора с Польшей, что это давало ему право в любой момент отказаться от всех обязательств, точно также,  как отказаться от самого сына – не родного, незаконнорожденного. Какие планы вынашивал Владимир, мы не знаем, но тот факт, что он не только сохранил жизнь Святополку, но, освободив из темницы, поселил недалеко от себя в Вышегороде, сам по себе знаменателен. Иная участь постигла епископа кольбергского Рейнберна – ему не суждено было выйти из тюрьмы, где он умер при неизвестных или же, как говорят в подобных случаях, загадочных обстоятельствах.

Но куда загадочнее обстоятельства смерти самого Владимира. Он, не отличавшийся крепким здоровьем, дожил до старости, а значит, в его кончине никто не стал искать каких-то злонамеренных причин и сторонних вмешательств. Умер, потому что время пришло. И действительно, как-то уж неожиданно ко времени умирает Владимир. Карамзин пишет, что “ Владимир, может быть от горести, занемог тяжкою болезнью”. “Горесть”, как мы помним, была по причине неподчинения Ярослава, его желания отложиться от Великого князя. Сын пошел войной против отца – вот причина, которая по мысли Карамзина укоротила жизнь Владимиру. “Небо, отвратив сию войну богопротивную, спасло Ярослава от злодеяния редкого”. Возможно, все было именно так, но существуют несколько странных обстоятельств, на которые нельзя не обратить внимание. Например, история похода Бориса против печенегов. Незадолго до смерти Владимира, гонцы доложили о вторжении печенегов на Русь и Борис, собрав дружину, отправился сразиться с неприятелем. Летописные источники указывают, что русская дружина нигде не встретила печенегов. Вспомним, как Борис на берегу реки Альта, узнав о смерти отца, отпускает дружину, оставив подле себя лишь немногих киевских отроков и слуг. Такое едва ли могло случиться, знай Борис о возможном нападении со стороны печенегов. Следовательно, ростовский князь действительно уверился в том, что тревога была ложной. Кому-то очень хотелось убрать Бориса из Киева. Подозрение, безусловно, падает на Святополка – ему, следуя логике официальной истории, было выгодно отсутствие Владимирова любимца. Но если все-таки мы предположим, что существовала договоренность Бориса и Святополка, о чем мы пробовали говорить выше, то возникает вопрос: зачем Святополку отсутствие Бориса, т.е. того, кто может подтвердить слова Владимира. Здесь же следует обратить внимание на следующее обстоятельство: Святополк не знал о смерти приёмного отца и, если быть точным, узнал в числе последних, бывших в тот момент в Киеве. От него утаили правду, спрятав тело Великого князя в храме Богоматери, и лишь тогда, когда печальная весть облетела город, Святополк узнал, что Владимир скончался. Мог ли инициатор заговора, его вдохновитель оставаться в полном неведении. Вопрос, по всей видимости, риторический.

Но если не Святополк, то значит никто – примерно так рассуждают историки, привыкшие не сомневаться в жестокосердии и преступности туровского князя. Если не Святополк, то и заговора никакого не было. Что ж, возможно, все можно объяснить простым стечением обстоятельств: печенеги действительно приходили, но, прознав о сильной дружине Бориса бежали, Владимир занемог от старости и неожиданно скончался, не успев прилюдно назвать своего преемника. 

И все же есть в этой истории один персонаж, присутствие которого заставляет усомниться в естественности смерти Великого князя. Тот самый, кто однажды предал в руки Владимира Херсон, выдав секреты колодцев с питьевой водой, кто вошел в доверие к Великому князю настолько, что стал одним из его ближайших советников. Мы говорим об Анастасе, загадочном Анастасе, которого впору назвать «двойным агентом». Был он священного сана и, по словам Карамзина, «вероятно знаменитого, когда главная церковь столицы  (Десятинная) находилась под его особенным ведением». Предав свое первое отечество Херсон, Анастас способствовал исполнению заветного плана Владимира – креститься не из милости, но на то право имеющего. Таким образом, Анастас при жизни Владимира предстает как ревнитель православия, тот, благодаря кому осуществилось великое дело – крещение Великого князя, а следом за ним всея Руси. Но совсем другим мы видим Анастаса по смерти Владимира – он активный помощник разорителя Киева – польского короля Болеслава, и вот уже он предает не только свое второе отечество, но и само православие. Это Анастас выкрадет для себя киевскую казну и поможет Болеславу хитростью захватить сестер Ярославовых, одну из которых, по свидетельству Дитмара, Передславу польский король сделает своей наложницей. Служитель православия, имевший высокий священный сан, окажется изменником и веры, и отечества, став на службу западной церкви. Именно Анастас, а не Святополк присутствовал при последних минутах жизни Владимира и мы вправе спросить: уж не Анастасу ли обязан Великий князь своей скоропостижной кончиной? Для ревнителя православия смерть того, кто крестил Русь, была бы великой утратой, чего не скажешь об изменнике, задумавшем заново перекрестить Киевскую землю при помощи польского короля Болеслава и его войска.  

По смерти Владимира Святополк провозглашает себя князем Киевским и, следуя летописным свидетельствам, решает раз и навсегда покончить с возможными соперниками. Имена их известны: Борис, Глеб и Святослав. Не Мстислав, Ярослав и другие, а эти трое, два из которых и помыслить не могли о киевском престоле. История говорит, что приехав ночью в Вышегород, Святополк собрал тайный совет. «Хотите доказать мне верность свою? – спросил у бояр Святополк – Тогда убейте Бориса!». Дальнейшее известно. Перебив малочисленную охрану Бориса, последнего тяжело ранив, повезли к Святополку, где два варяга-наемника довершили злодеяние. Такова официальная версия.

Не подвергая сомнению сам факт убийства Бориса, равно как и вину тех, кто его исполнил (их имена известны: Путша, Талец, Елович, Ляшко), попробуем посмотреть на случившиеся непредвзято. Святополк тайно сговаривается об убийстве Бориса, следовательно, смерть князя должна была быть списана на что угодно, только не на злой умысел Святополка. Тогда почему, тяжело ранив Бориса, его везут к новоявленному киевскому князю?
   Имея возможность избавиться от тела Бориса по дороге, его, рискуя быть разоблаченными, доставляют еще живого к Святополку. Неужели это не настораживает историков, не дает оснований посмотреть на летописную историю под другим углом? Если действительно раненного Бориса везут в Киев, то возможно с единственной целью – спасти, излечить от ран, защитить от повторных нападений. Везут не к Ярославу, но к Святополку, т.е. доверяя последнему безоговорочно. Что же касается двух варягов-наемников, якобы добивающих тяжело раненного Бориса, то перед нами пример некоей, неизвестной доселе скандинаво-славянской традиции или же исторического дежавю. Вспомним, что именно так Владимир казнит Ярополка:  два варяга-наемника  пронзили копьями отца Святополка. Похоже, что мы имеем дело не с историческим фактом, но с литературной реконструкцией преступления, отстоящего от рассматриваемых событий на несколько десятилетий.
   К слову, описание убийства Бориса и Глеба, равно как и все, что относится к истории о Святополке Окаянном, сделано  полвека после реальных событий, а значит, являются поздней вставкой в летописное сказание. Установить истину крайне сложно не только по причине давности, но и хотя бы потому, что все участники разыгравшейся драмы сделали все, чтобы запутать, закрутить интригу так, чтобы в итоге запутаться в ней самим. Вот почему классические пассажи в духе – «Ищи того, кому это было выгодно» расширяют круг подозреваемых, но не дают и не могут дать ответа на вопрос: «Кто и зачем убил Бориса, Глеба и Святослава?».

Ряд историков придерживаются версии, по которой убийцей является сын Владимира Ярослав, названный в дальнейшем Мудрым. Поводов для подобных толкований Ярослав предоставил немало. Чего, например, стоят его бесконечные раздоры и войны с братьями. Одного из них Ярослав обрек на пожизненное заключение (Судислав, просидев в темнице 28 лет, вышел на свободу лишь после смерти Ярослава). Не стоит забывать и об открытой вражде к отцу, чуть не закончившейся войной. Фактически, Ярослав, сев на киевский престол, избавился от всех братьев-соперников и стал самоличным правителем Руси. Так что пресловутый вопрос – Кому была выгодна смерть Бориса и Глеба? – отсылает нас, следуя исторической логике, не к Святополку, но к Ярославу. Во всяком случае, круг подозреваемых расширяется, а значит, вопросов становится больше и все меньше уверенности в том, что Святополк заслуженно носит прозвище Окаянный, а не скажем – Оговоренный или Оболганный. Ну а Ярослав? Неужели тот, кого справедливо назовут реформатором, просветителем земли русской, основатель первых народных училищ, автор «Правды русской» и т.д. и т.д., на самом деле обыкновенный, точнее необыкновенный злодей, перешагнувший через кровь братьев, переступивший законы божеские и человеческие? Ярослав – убийца Бориса и Глеба?     

Тот, кто причастен к убийству малолетнего Глеба, князя-отрока шел на огромный риск прослыть в глазах современников чудовищем, преступником без права на снисхождение. Как мы знаем, именно такая участь постигла Святополка, вошедшего в историю под именем Окаянный. В летописи сказано, что Глеб, обманутый ложной вестью о болезни отца (Владимир к тому времени скончался), спешил в Киев. По дороге упал с лошади и сломал ногу, почему и вынужден был продолжать путь от Смоленска по воде. На этом пути его поджидали убийцы во главе с неким Горясером. Последний, когда была захвачена княжеская ладья, велел Глебовым слугам умертвить своего господина. Желающий нашелся – им оказался личный повар, именем Торчин, который зарезал несчастного отрока. В этой истории обращают на себя внимание несколько несообразностей. Например, откуда Горясер и его подельники знали о маршруте муромского князя, если этот маршрут явился следствием случайности – неудачного падения Глеба с лошади. Непонятно желание убийц переложить свою «работу» на Глебовых слуг – наемнику было куда важнее доказать, что это его рук дело, а значит он достоин наград и поощрений. Впрочем, все это детали. Важно другое – убийство Глеба явилось следствием заговора. Исполнитель известен – личный повар Торчин. То ли посредством яда, то ли, как это описано в летописи, с помощью ножа изменник лишил жизни своего князя. Те, кто, используя современный лексикон, «заказал» князя-отрока, позаботились о том, чтобы имена убийц Глеба, а еще ранее Бориса, стали известны. Уж не потому ли так рьяно Ярослав обвинял своего сводного брата во всех мыслимых и немыслимых грехах, что до этого сам был подозреваемым. Верил ли Ярослав в вину Святополка? Безусловно: и потому что хотел верить, и потому что сам не был виновен.

Борис и Глеб – два брата, принявшие мученическую смерть и канонизированные православной церковью. Святыми их назовут в эпоху правления Ярослава и именно тогда окончательно сложится вся история о братоубийце Святополке . После победы над Святополком Ярослав приложит максимум усилий, чтобы очернить имя туровского князя, придать его чертам облик злодея земли русской. Настанет день и Ярослав узнает правду о том, что действительно произошло, кто настоящие убийцы Бориса и Глеба, но уже ничего не сможет изменить в том образе Святополка, который сам же создал. Так что, отвечая на вопрос, кто виновен Святополк или Ярослав, впору ответить – оба. Виновны, потому что дали себя запутать, втянуть в заговоры и интриги, потому что с легкостью поверили наветам и наговорам. Но если у Ярослава было время стать тем, кого однажды назовут Мудрым, то Святополку предстояло принять раннюю смерть, так и оставшись в сознании потомков – окаянным.

Но где же разгадка этой истории? – неужели нам и дальше предстоит выбирать между Святополком и Ярославом, как выбирают из двух зол – меньшее. Кто именно убил Бориса и Глеба? Ни Святополку, ни Ярославу эти убийства были ни к чему, и все же на них и только на них падает подозрение. Поистине дьявольский план – совершить преступление и обвинить невиновного, оставаясь при этом в тени.

Вопрос должен звучать так: Почему именно Борис и Глеб? Почему эти два имени канонизированы, хотя, как мы помним, был еще третий брат – Святослав, убитый наемниками. Ответ один – только Борис и Глеб были крещены в младенчестве, т.е. от рождения были православными. Эти два князя были живым свидетельством того, что православие пришло на Русь прочно, навсегда. Для тех же, кто задумал перекрестить Русь, сделать ее подвластной Риму, было необходимо избавиться от Бориса и Глеба любой ценой, но так, чтобы подозрение падало на других. Сперва, возможно руками Анастаса, устранили Владимира, устранили того, кто крестил Русь. Дальше дошла очередь до Бориса и Глеба…

   Но мы вправе спросить: был ли Святополк посвящен во все эти тайные планы и интриги? Ведь именно его туровское княжество должно было отложиться от Руси, именно он приветил кольбергского епископа Рейнберна, ставшего душой заговора. Те, кто делал ставку на Святополка, знали о том, что он усыновлен, что его настоящего отца убил не кто-нибудь, а Владимир – Великий князь всея Руси. Как тут было не воспользоваться ситуацией, не посеять смуту и междоусобицу? К слову, Дитмар, характеризуя короля Болеслава Храброго, указывает, что для последнего лучшей внешней политикой было сеять раздор и смуту в соседственных державах. Именно так он поступал на Руси. Победив Ярослава, Болеслав не отдал власть Святополку, но и сам не правил. (Разве можно назвать правлением грабеж и насилие?) Видя это, Святополк велит убивать поляков, чем фактически спас Киев и окрестности от полного разорения. «Злая воля его исполнилась к бесславию имени русского» – говорит об этом поступке Святополка Карамзин. Вот уж действительно, что не сделает Святополк – все плохо. Но это к слову. Важно другое – Святополк действительно много знал, может быть сам того не ведая. Если бы он победил Ярослава на реке Альте, то жизнь его могла бы представлять немалую ценность в глазах Рима. Но он проиграл, а значит, должен был умереть. Не получив даже царапины в бою, он вдруг впал в расслабление, так что его пришлось нести на руках («и расслабишася кости его не можаше седети, несяхут и на носилех…»). После с ним случились мучительные боли, сопровождавшиеся извержением нечистот и рвоты. «Исторгаши зловоние, – как пишет летопись– Он испустил дух». Так что скорее не окаянный, но Святополк Отравленный. Увы, нет и не может быть в этой истории счастливого завершения, но маленький просвет все же имеется. Однажды Ярослав узнает истину, перед ним откроется правда о людях, которых пережил, и о событиях, непосредственным участником которых являлся. Не имея возможности что-либо изменить, он назовет своего родного внука Святополком, назовет именем человека, прожившего глубоко трагичную жизнь и принявшего смерть в страшных муках, человека, вся вина которого была в том, что он, по словам летописца, «от двою отцю» (был сыном двух отцов), а «от греховного плода зло бывает».